Небольшой по размерам Костенский участок Белгород­ской черты тянулся по Дону примерно на 12 км в пределах современных сел Александров, Костенок и Рудкина. Здесь правый берег Дона не так обрывист и крут, как на Борщев-ском и Коротоякском участках. Но и тут татарской коннице далеко не везде, даже при отсутствии защитников черты, можно было преодолеть водную преграду, переправиться с левого берега Дона на правый. В донской пойме на левом берегу в этом месте есть заболоченные места, много озер, связанных с Доном протоками, мешающих приблизиться к Дону. Все же и здесь татары нашли подходы к Дону, броды, места переправ. Документы XVII в. отмечают наличие двух татарских перелазов через Дон на Костенском участке.
Урочище Костенки, несомненно, было уже известно воронежцам в конце XVI в., когда бортные ухожьи на берегах Дона давались воронежским казакам вместо половины жа­лованья Здесь, на месте палеолитических стоянок перво­бытного человека, на поверхности земли лежало много ма­монтовых костей. Кости дали название урочищу, урочище — возникшей поблизости деревне В 1640—1641 гг в Костенках жили украинские и белорусские переселенцы, а затем после попытки ухода их из пределов Русского юсуифива здесь появились первые на Белгородской черте поселенные драгу­ны. Городок Костенек был построен в 1642 г. Дубовая острожная стена тянулась в длину на 52 сажени, в ширину — на 49 саженей Крепость представляла собой в  плане прямоугольник, имелась одна башня. В 1676 г., по данным Белгородской сметной книги, в Костенске насчиты­валось 139 детей боярских драгунской службы, 198 драгун, 13 пушкарей. Гарнизон располагал 7 пушками.

Воронеж— старейший город на Белгородской черте. Его первые укрепления возникли в конце XVI в., задолго до соо­ружения Белгородской - черты. В середине XVII в. старые во­ронежские укрепления частично вошли в состав создававшей­ся укрепленной линии, частично отошли к новым городам, построенным на черте — Усмани, Орлову, Костенску, Белоколодску, частично оказались расположенными в глубоком ты­лу и почти ненужными. На Воронежском участке нигде не было земляных валов, и это неизменно подчеркивалось в Белгородских годовых сметных книгах. Географические кон­туры Воронежского участка Белгородской черты определя­лись течением трех рек: Дона, Воронежа, Усмани. Наиболее уязвимым местом был степной промежуток между реками Во­ронежем и Усманыо, восточнее г. Воронежа. На Воронежском участке четко выделялись четыре части, отрезка: по р. Дону. по р. Воронежу, степной, по р. Усмани.

Орловский участок является единственным участком Бел­городской черты, хорошо изученным и описанным в истори­ческой литературе. Мы имеем в виду подробную, научно ар­гументированную статью В. И. Кошелева «Городок Орлов и его военная зона в XVII веке». Участок проходил вдоль р. Усмани, с юга на север. Северная его часть была занята Усманским бором и практически являлась неприступной для татар. В южной части и в центре Орловской зоны существо­вали старые татарские перелазы, здесь и были сосредоточе­ны укрепления.
Крайним южным укреплением Орловского участка был Хреновской острожек. К острожку шли надолбы с юго-запа­да и с севера, перекрывая всю «Хреновую поляну». Общая длина надолб составляла 1330 саженей (2,8 км). В Хреновском острожке постоянно находилось 20 орловских драгун. Смена гарнизона производилась через двое суток. Остро­жек располагался на территории современного с. Хренового Новоусманского района Воронежской области.

Южный отрезок Усманского участка проходил по совер­шенно недоступному для татар Усманскому бору, вдоль его восточной опушки. Если не считать небольшой лесной засеки, то укрепления Усманского участка («усманские кре­пости») начинались у Девицкого стоялого острога. Острожек построен был из дубовых бревен, в одном из его углов возвышалась караульная башня. Сторожа в острожке состояла из 15 человек, в случае получения известий о приближении татар это число увеличивалось. Чтобы татары не обошли Девицкий острожек с юга лесной опушкой, от острожка в лес заходил земляной вал длиной в 67 саженей, параллельно ему «с русской стороны» располагались надолбы. От конца вала по болотистым местам в сторону р. Девицы стоял частик.
От Девицкого острожка укрепленная линия шла прямо на север. Земляной вал высотой в 2 сажени проходил восточнее г. Усмани и подходил к р. Усмани. Вдоль вала, со стороны города стояли надолбы в 2 ряда. Если бы татарской коннице каким-либо образом удалось преодолеть вал, она встретила бы перед собой еще два деревянных забора, причем разру­шать их надо было на виду у русских воинов. Вал тянулся примерно на 8 км. На нем был расположен земляной городок и несколько башен. У речки Матренки вал прерывался, речку перегораживала вместо вала деревянная стена, затем вал продолжался вновь. Вал, насыпанный восточнее г. Усмани, отлично сохранился до наших дней.

О Белоколодском участке Белгородской черты мы уже немного говорили, разбирая особенности черты в пределах Воронежского уезда. В 60—70-х годах XVII в. городок Белоколодск считался «пригородом» Воронежа, но имел самостоя­тельную, хотя и небольшую, военную зону на Белгородской черте. На участке ясно были заметны две линии укреплений. Сам городок находился во второй, тыловой линии, проходив­шей по правому берегу р. Воронежа и являвшейся продол­жением вербиловских укреплений в Воронежском уезде. Он был «четвероуголен», располагался на высоком правом бе­регу р. Воронежа, с севера защищался речкой Белым Коло­дезем, с востока и юга — р. Воронежем. «Около города с трех сторон воды»,— сообщает одна из Белгородских годо­вых сметных книг. Периметр крепости равнялся 230 саже­ням, имелась одна проезжая и четыре глухие башни 145. За­паднее городка стояли надолбы на 503 саженях. В городо­вой службе числился в 1676 г. 251 драгун.

Направляясь вдоль Белгородской черты, мы подошли к весьма своеобразной и любопытной ее части — вотчинному г. Романову. Г. Романов не входил в состав Белгородского разряда, официально не относился к городам Белгородской черты, но его укрепления исторически пошли в черту и ми­новать их поэтому мы не можем.
В «аналогичном» положении оказался за триста лет до нас стольник А. Еропкин. Он получил в 1669 г. задание — осмот­реть и описать восточную половину Белгородской черты. Ро­манова в перечне городов, подлежащих осмотру, не значи­лось, но его укрепления, как доносил А. Еропкин, «стали по Белгородской черте». В одном из столбцов Белгородского стола Разряда сохранился черновик указа А. Еропкину об осмотре Белгородской черты. Любопытно, что в нем г. Ро­манов сначала был записан, но затем его вычеркнули.
Стольник Еропкин все же решил описать романовские укреп­ления. Среди сохранившихся документов Разрядного приказа это подробное описание романовской военной зоны является чуть ли не единственным. Ведь переписка местной админи­страции г. Романова велась не с Разрядным приказом и не с белгородскими воеводами, а с владельцем — боярином Н. И. Романовым и после его смерти в 1654 г.— с приказом Боль­шого дворца.

Сокольский участок Белгородской черты имел четко вы­раженные две линии укреплений — передовую и тыловую. С такой структурой Белгородской черты мы уже встречались на берегах р. Воронежа: города-крепости располагались здесь на правом, высоком берегу реки, передовые укрепления вы­двигались на левый берег, причем иногда довольно далеко Город Сокольск построен был напротив устья р. Матыры; длина дубовых стен его равнялась 331 сажени (около 700м). Крепость имела прямоугольную форму, 2 проезжие и 6 глухих башен, тайник к р. Воронежу. С двух сторон дере­вянная крепость была прикрыта изгибами р. Воронежа, с третьей — озером; только с одной стороны вырыт был ров за крепостной С1еной. В Сокольске в 1676 г. значилось 405 де­тей боярских драгунской службы, 68 драгун, 21 пушкарь, 43 человека бывших рейтар и солдат, переведенных нз пол­ковой службы в городовую. Среди служилых людей Сокольска упоминаются 63 «половинщика» и 2 «третчика», что говорит о делении службы 64 человек на доли. Гарнизон рас­полагал 9 железными пушками. Вместо вестового колокола для объявления тревоги использовалась специальная «пи­щаль тестовая», длиной в 3 аршина с четвертью (2,3 м) и ве­сом в 48 пудов.

Добровский участок Белгородской черты располагался вдоль р. Воронежа. Он напоминал своими контурами букву «Г», которую как бы вычерчивает протекающая здесь в ле­сах р. Воронеж. Г. Добрый находился, как и его южные со­седи по Белгородской черте, на правом берегу реки, основ­ные укрепления Добровского участка — па левом. Но в отли­чие от соседнего Сокольского участка добровские укрепления не отходили далеко от р. Воронежа.
Г. Добрый возник в 1647 г. на месте с. Доброго Городища. Деревянная крепость, построенная в 1647 г., существовала 30 лет, в 1677 г. город был полностью перестроен. Стены крепости, стоявшие в 1647—1676 г., сделаны были «по-ост­рожному» из вертикальных дубовых бревен. В крепости име­лось 4 проезжие и 7 глухих башен, протяженность стен со­ставляла 292 сажени. С трех сторон — северной, западной и южной — за крепостной стеной находился ров, с востока — со стороны р. Воронежа — стояли надолбы. Надолбами бы­ли окружены и пригородные слободы. В 1676 г. в Добровском уезде значилось в городовой службе 211 детей боярских, 747 драгун, 26 пушкарей. Еще 33 человека из детей боярских бы­ли «отставлены» от сотенной службы и переведены в городовую. Гарнизон Доброго располагал 13 пушками.

Самый восточный, Козловский участок Белгородской чер­ты был одновременно и самым большим по протяженности. Для выяснения его географических контуров мы использова­ли, кроме архивных документов, опубликованное тамбовски­ми краеведами подробное описание козловских укреплений 1666 г. Козловский участок Белгородской черты уже изу­чался историками.
Рубеж между Добровским и Козловским участками сов­падал примерно с современной границей Липецкой и Там­бовской областей. Козловские укрепления начинались от то­го места, где с юга к р. Воронежу подходила степь; они тяну­лись в восточном направлении — сначала по правому, а за­тем по левому берегу р. Воронежа. Укрепления правого бе­рега состояли из надолб, острожков, лесных засек. Среди на­долб находились 2 стоялых острожка — Ярковский и Горетовский. Там, где к реке подходил лес, устроены были засе­ки шириной в 15 саженей. Примерно в 15 км от края Козлов­ского участка укрепления переходили на левый берег р. Во­ронежа.
На левом берегу р. Воронежа, напротив с. Тарбеева стоя­ла дубовая башня; от нее шли надолбы в три ряда к речке Сестренке, полукругом охватывая и защищая расположен­ные по левому берегу «тарбеевские поля». Среди надолб по­строены были 4 острожка с башнями. Эта линия укреплений, длиной примерно в 5 км, закрывала татарам подходы к Тарбееву броду, через который они прежде прорывались не раз. Восточнее устья речки Сестренки подходы к р. Воронежу прикрывались лесными засеками, устроенными на северном берегу вплоть до места слияния двух Воронежей — Лесного и Польного, а на южном берегу — в «Сестренской луке». Да­лее укрепления Белгородской черты шли по правому берегу р. Польного Воронежа. Около Устинской слободы стоял ост­рожек с башней, где располагалась сторожа. От острожка в юго-восточном направлении вверх по Польному Воронежу надолбы тянулись на несколько километров к Урляповскому земляному валу. Вал длиной в 648 саженей (1,3 км) в излу­чине р. Польного Воронежа «на старых татарских перела­зах» насыпан был в 1647 г., укреплен дубовыми бревнами и дополнительным рвом «с полевой стороны» в 1652 г. На валу располагался укрепленный земляной городок, в нем на­ходилась башня, сделанная из липовых бревен.

Географическое описание Белгородской черты для 60— 70-х годов XVII в. закончено. Зная протяженность всех рас­смотренных нами участков, мы находим их сумму — 798 км. Поскольку некоторые наши измерения были приблизительны­ми (например, когда черта шла по рекам, мы не могли учи­тывать речные излучины), то лучше округлить это число и определить длину Белгородской черты в 800 км. Самыми большими участками по протяженности были Козловский, Усманский, Воронежский, Белгородский, Хотмыжский; самы­ми короткими — Болховецкий, Костенский, Борщевский, Белоколодский. Из 25 участков Белгородской черты 14 возник­ли на уже заселенных местах, 11 — на незаселенных, но ча­стично включенных в хозяйственную жизнь страны благодаря системе ухожьев. Количество деревянных острожков и зем­ляных городков на каждом участке определялось размера­ми татарской опасности, географическими особенностями местности.
Военное назначение городов-крепостей Белгородской черты ярко отразилось в их последующей судьбе:  к  настоящему времени из 25 городов Белгородской черты «ранг» города сохранили лишь 7:  Белгород, Короча, Новый Оскол, Остро­гожск, Воронеж, Усмань, Мичуринск.

Кроме борьбы с татарами, население городов и уездов, расположенных у Белгородской черты, вело в XVII в и другую борьбу — с угнетением со стороны феодаль­ного государства, с произволом воевод. Исследование Белгородской   черты   будет  неполным,  если   не   рас­смотреть, хотя бы коротко, народные движения, именвшие  и  общерусские  типичные  черты  и  свои  специфически особенности. Здесь, как и в других районах России, вспыхивали, разгорались, гасли и вспыхивали вновь народные дви­жения, волнения, восстания, окрашенные нередко яркой крас­кой классовой борьбы. Белгородская черта не стояла в стороне от классовых битв, сотрясавших Россию в XVII в.  Ее глубоко затронули  и  крестьянская  война  под руководством Степана  Разина,  и  городские восстания   1648—1650  гг.  На родные движения на Белгородской черте в определенной сте­пени изучены советскими историками   (работы Л. В. Черепнина, А. А. Иовосельского, Е. В. Чистяковой, Е. И. Стецюк). однако отдельные волнения   (например, в  Козловском уезде в  1653 г.)  оставались пока сне поля зрения исследователей Выше уже говорилось в общих чертах об экономическом положении мелких служилых людей, составлявших большин­ство населения  на  Белгородской  черте.  При­борные служилые люди  не получали здесь постоянного де­нежного жалованья. Денежные выдачи им обычно ограничи­вались первыми годами после приема их на службу, а затем эпизодическими подачками — в моменты обострения внешне­политической или внутренней обстановки  в стране.  Например, в июле 1670 г., когда весьма реальна была возмож­ность движения Степана Разина или одного из разинских атаманов к Воронежу, воронежские стрельцы неожиданно по­лучили «жалованье» — по 1 рублю. Основой существования и хозяйственного благополучия приборных служилых людей был земельный участок, а изредка также ремесла и про­мыслы.

Угнетение мелких служилых людей со стороны феодаль­ного государства шло не только по линии увеличения нало­гов и повинностей, но и по другим «каналам». Одним из та­ких каналов были наборы в солдаты, начавшиеся на Белго­родской черте, как мы знаем, в 1653 г. Эти наборы резко ухудшали материальное положение стрельцов, казаков, пуш­карей, поселенных драгун, косвенно отражались они и на ка­честве «городовой службы». Приборный служилый человек мог хорошо выполнять военную службу, выплачивать нату­ральные налоги и кормить семью тогда, когда у него «во дворе» были другие взрослые мужчины — сыновья, родствен­ники, которые работали на пашне во время его отсутствия. Само правительство ориентировало на это мелких служилых людей на Белгородской черте в 40-х годах, но затем в 1653 г. и 1658 г. в связи с военными потребностями призва­ло их взрослых сыновей в солдатские полки.

Усиление эксплуатации мелких служилых людей в Белго­родском разрядном полку и на Белгородской черте во вто­рой половине XVII в. отразилось и в русском законодатель­стве. Исходя из военных потребностей страны, правительство во время строительства Белгородской черты в какой-то мере охраняло землевладение служилых людей юга от вторжения крупных феодалов. 1 апреля 1637 г., вскоре после утвержде­ния Боярской думой плана Ф. Сухотина и Е. Юрьева, преду­сматривавшего крупное военное строительство на юге, был принят указ, запрещавший приобретать в южных городах поместья и вотчины служилым людям думных и московских чинов («бояром, и окольничьим, и думным людем, и столь­ником, и стряпчим, и дворянам московским, и жильцом, и дьяком»). Указ сохранял силу до 70-х годов. Не следует думать, что правительство стояло на страже интересов мелких служилых людей юга; правильнее сказать, что оно просто перекладывало на плечи мелких служилых людей черновую работу по строительству черты, отражению татарских набе­гов и освоению края. Когда же дело было в основном сделано, когда мелкие служилые люди своим трудом и ратными подвигами отстояли от татар и освоили для России черноземный край, охрана землевладения служилых людей юга пре­кратилась. В 70-х годах крупное феодальное землевладение распространяется в уездах к северу от Белгородской черты, а в самом конце XVII в.— проникает и на черту.

Выступления народных масс на Белгородской черте против феодального гнета и произвола воевод в 1635—1645 гг., на первом этапе строительства черты, не носили характера открытых восстаний и волнений. Служилые люди ограни­чивались посылками в Москву жалоб, крестьяне стремились, и притом небезуспешно, записью на службу выйти из кре­постной зависимости, широко распространенной формой про­теста было бегство на Дон. Но на второй период строитель­ства черты (1646—1653 гг.) приходится уже много открытых вооруженных выступлений, которые мы и рассматриваем ни­же в хронологической последовательности. Большинство из них связано с известной волной городских восстаний, прока­тившихся по России в середине XVII в. Известия о восста­ниях в других городах, особенно в Москве (1648 г.) и Новго­роде (1650 г.), встречались на Белгородской черте весьма со­чувственно. Некоторые волнения этого периода вспыхивали здесь и по другим поводам.

Ярко выраженную классовую направленность имели вол­нения в Воронежском уезде весной 1646 г. Выше уже говори­лось о подготовке русским правительством в 1646 г. удара по Крымскому ханству, важной составной частью которого являлся поход из Воронежа в Приазовье «вольных охочих людей» под командованием воеводы Ж. Кондырева. Имелось в виду набирать для похода только свобод­ных, неслужилых людей. Правительство неоднократно, осо­бенно после многочисленных жалоб дворян, указывало, что «из служеб, и с тягла, и кабальных холопей, и с пашен кре­стьян отпускать на Дон не велено». Но фактически среди трех тысяч «вольных охочих людей» в Воронеже оказалось много беглых крестьян.
Ж. Кондырева от Москвы до Воронежа сопровождал от­ряд донских казаков во главе с атаманом Павлом Чесночихиным (Федоровым). В Воронеже донские казаки с оружием в руках защищали крестьян и холопов, не давали воеводе и некоторым дворянам забирать своих крепостных. Когда дво­рянин И. Чемоданов нашел в Воронеже среди вольных охо­чих людей семь своих беглых крестьян и попытался совме­стно с Ж. Кондыревым их взять, донские казаки не отдали новых товарищей. Казаки угрожали Ж. Кондыреву, напо­миная ему об участи И. Карамышева. Воронежский вое­вода А. Бутурлин писал в Москву, что среди добровольцев находятся служилые люди, крестьяне, холопы и даже его собственные крепостные, «а донской атаман Павел Федоров и донские казаки стрельцов московских, и беглых боярских холопей, и воронежских стрельцов, и полковых казаков, и пашенных крестьян никому не выдают».

Козловский воевода Р. Боборыкин издевался над мелкими служилыми людьми, использовал их труд в своем хозяйстве, что вызвало к нему ненависть жителей города. Козловцы неоднократно посылали в Москву жалобы на воеводу. Вос­стание в Козлове началось 11 июня 1648 г. Поводом явилось известие о московском восстании, которое привезли в Козлов казак С. Кобузев, стрельцы Г. Самандаков и О. Дружинин.
В восстании участвовали приборные служилые люди и часть детей боярских. Восставший народ разбил дворы и лавки местных богачей. Воевода Р. Боборыкин бежал в Ряжск.
На следующий день—12 июня — восстание перекинулось в «пригород» Козлова — Челновой острожек, населенный стрельцами. Стрельцы Челнового острожка прежде участво­вали в составлении жалобы на воеводу Р. Боборыкина. И здесь среди гарнизона были богачи («прожиточные стрель­цы»), вызывавшие ненависть других жителей острожка. По­водом к выступлению челновцев явился приезд стрельца Г. Бекетова, сообщившего о событиях в Козлове. Стрельцы Чел нового острожка убили богатого стрельца Т. Чубулова «за то, что он мир выел», избили своих начальников (стрелецкого голову, пятидесятников). На этом волнения в Челновом острожке прекратились.

Откликом на московское восстание  1648 г. явилось и городское восстание в Воронеже. Слухи о событиях в Москве дошли сюда еще в первой половине июня, когда в Воронеж прибыл солдатский полк А. Лазарева, направлявшийся в ни­зовья Дона. Полк комплектовался в Москве, солдаты были свидетелями и даже участниками московского восстания. 17 июня в Во­ронеж вернулся полковой казак Герасим Кривушин, ездив­ший туда с жалобой на воронежского воеводу В. Грязного, сидевший там в тюрьме и, видимо, также участвовавший в московском восстании. Г. Кривушин, развернул в Воронеже агитацию, рассказывал, что в Москве «побили» бояр, призы­вал к расправе над воронежским воеводой. До воеводы В. Грязного дошли сведения о готовящемся восстании, ему сообщили, что заговорщики собираются убить его самого, стрелецкого голову, губного старосту, подьячего приказной избы, попа Сергия — наиболее богатого из местных священ­ников и посадских «лучших людей». Этот перечень характе­ризует социальную направленность выступления, расстановку сил в Воронеже: с одной стороны — приборные служилые лю­ди и городская беднота, с другой — воевода, верхушка город­ской администрации из числа служилых по отечеству, бога­тые посадские люди.

Любопытно по своему происхождению и целям волнение в Сокольском уезде. Началось оно 29 июня 1648 г. во время похода сокольских драгун к Козлову. Сокольские драгуны проявили солидарность с восставшими козловцами. Драгуны стали требовать от воеводы И. Ртищева, чтобы тот по­казал им «государеву грамоту» о походе на Козлов, но у И. Ртищева такой грамоты не было. Сокольские драгуны совсем недавно, по царским указам 1647 и 1648 гг. освобо­дились от крепостной зависимости и верили в добрые наме­рения царя. Считая, что воевода скрывает от них царские грамоты, драгуны и по возвращении в Сокольск продолжали «невежливо» требовать показа им грамот. 1-го июля воево­да «побежал к себе на двор», а драгуны увели с собой подь­ячего приказной избы. 3-го июля драгуны, вооруженные пи­щалями и рогатинами (более 300 человек), собрали в Со-кольске «крут» и звали на него воеводу, но тот вместе с на­чальными людьми заперся в башне. В окрестных селах дра­гуны по казацкому обычаю также «збирали круги». В селе Ильином Городище поп Иван от имени всех сокольских драгун написал жалобу на воеводу. Драгун П. Овчинников «с мирскою челобитною» поехал в Москву. Руководителями вол­нений в Сокольском уезде были драгуны Гур Золотарев, Фе­дор Мозолевский, Сергей Богомолов. Сокольский воевода фактически сидел в осаде с 3-го по 27-е июля 1648 г., его распоряжения не выполнялись.

Неспокойно было летом 1648 г. и в ряде западных крепо­стей Белгородской черты. В июле 1648 г. мелкие служилые люди собирали круги в Карпове, грозили «убить каменьем» воеводу в Хотмыжске. Здесь наряду с сообщениями о мо­сковском восстании немалое влияние на развитие народных движений оказывали известия о национально-освободитель­ной войне украинского народа. Сын боярский А. Покушалов говорил летом 1648 г. в Карпове: «На Дону и без бояр жи­вут, а в Литве де черкасы панов больших побили и повыве­ли». До открытых вооруженных выступлений в западной ча­сти Белгородской черты дело в 1648 г., по-видимому, не до­ходило.
Как мы видели, ряд восстаний и волнений на Белгород­ской черте тесно связан с московским восстанием 1648 г. От­клик на черте в виде волнений в Усмани получило также нов­городское восстание 1650 г. Усманские волнения связаны и с принятием нового свода законов — Соборного уложения 1649    г.

Наиболее ярким выражением протеста народных масс России против феодального гнета в XVII в. явилась крестьян­ская война под предводительством Степана Разина, захва­тившая и район Белгородской черты. Восстание началось сре­ди донских казаков, его подняла голытьба верховных дон­ских городков во главе со своим вождем — Степаном Рази­ным. Движение Степана Разина было подхвачено широкими массами и переросло в народное, преимущественно крестьян­ское восстание. Кроме крестьянства и казачества, в восста­нии участвовали другие социальные группы — посадская бед­нота, служилые люди по прибору, хозяйственное и правовое положение которых все более эволюционировало во второй половине XVII в. в направлении сближения с положением феодально-зависимых крестьян. Почва для вспышки кре­стьянской войны была подготовлена в годы, предшествовав­шие восстанию.
В 50—60-х годах XVII в. в России заметно дальнейшее и довольно резкое обострение классовых противоречий. После принятия Уложения по требованию дворян правительство проводит массовые сыски беглых крестьян и холопов в раз­личных областях государства, организует насильственное возвращение тысяч беглых. Это вызывает закономерный про­тест угнетенных, который косвенно проявляется и в измене­нии путей движения беглых на географической карте.