Середина XVII в. была временем заката дворянского по­местного ополчения, составлявшего прежде основу русской армии. По своей боеспособности поместная дворянская кон­ница заметно уступала полкам рейтарского и драгунского строя. Вооружение дворян, и особенно детей боярских, оставляло желать лучшего. Огнестрельное оружие медленно приходило на смену старинному саадаку, при этом у поме­щиков почти не было дальнобойного для того времени огне­стрельного оружия — пищалей, мушкетов, а преобладали пи­столеты. Слаба была дисциплина дворянской конницы. Неяв­ка на службу и бегство с нее считались обычными явлениями. Наконец, и по количеству воинов поместная конница не мог­ла уже играть решающую роль и в предстоящей войне с Польшей, и в охране южных рубежей России.
В течение нескольких лет полки дворянской конницы вы­двигались к Белгородской черте, располагались в западной половине ее, участвовали в строительстве укреплений. В 1653 г. накануне войны России с Польшей за Украину дворянская конница была дополнена солдатскими полками. Реорганизацией подвижной армии у Белгородской черты за­вершается второй, основной период в истории сооружения черты.

В 1653 г. строительство укреплений Белгородской черты было в основном закончено; третий этап в сооружении черты, охватывающий 1654—1658 гг., является более временем её организационного оформления в единое целое.
Попытки объединить под одним командованием всех слу­жилых людей на черте предпринимались еще, как мы видели, в конце 40-х годов. В 1651 —1653 гг. воевода Большого полка, располагавшийся в г. Яблонове, командовал всеми войсками на западной половине Белгородской черты, в его руках нахо­дилась и административная власть, ему подчинялись воеводы и население окрестных городов. Но это подчинение не явля­лось постоянным и было связано с пребыванием в Яблонове определенного, конкретного лица — Б. А. Репнина или Г. С. Куракина. Такое же подчинение одному воеводе всех го­родов западной половины Белгородской черты сохранялось и в 1654 г., после сформирования солдатских полков. Старшим воеводой являлся В. Б. Шереметев.
Для северо-восточной части Белгородской черты полуофи­циальным центром стал г. Козлов. Осенью 1652 г. козловский воевода проверял состояние укрепленной линии и составлял ее описание от р. Челновой до усманского вала — то есть в пределах Козловского, Добровского, Сокольского уездов, включая также и вотчинный г. Романов. Процесс объеди­нения всей Белгородской черты под единым командованием, из одного центра был близок к завершению в 1653 г. При формировании солдатских полков на черте г. Яблонов мыс­лился уже центром всей черты. Русско-польская, а затем и русско-шведская войны отвлекли силы, средства и внима­ние русского правительства на запад и на несколько лет за­держали официальный прием Белгородской черты, объеди­нение ее под единым командованием.

В августе 1654 г. воевода В. Б. Шереметев и дьяк Н. Головнин осмотрели укрепления на Муравской дороге, особенно те места, по которым крымские татары прошли во время своего последнего крупного вторжения в Россию в 1645 г. Решено было вместо стоялого острога у р. Нежеголи в Бел­городском уезде построить жилой город.
Строительство г. Нежегольска проходило осенью 1654 г., закончилось оно 22 ноября. На месте деревянного стоялого острога строители возвели «земляной город» с деревянными башнями, сделали тайник. Город строили солдаты полков А. Краферта и Я. Краферта, руководил строительством горо­да Ю. З. Быков. Одновременно был продолжен уже сущест­вовавший у р. Нежеголи земляной вал. Новый город на Бел­городской черте заселили вольные переселенцы и сведенцы из Белгорода, Болховца, Корочи и Карпова. С основанием Нежегольска укреплены были подходы к Белгородскому и Короченскому уездам со стороны Изюмской дороги, затруд­нен переход татар с Муравской на Изюмскую дорогу и об­ратно. Появление нового города укрепило черту в целом.

На Белгородской черте не осталось в 1655 г. крупных подвижных войск. После ухода армии В. Б. Шереметева в 1654 г. формальное руководство вооруженными силами на черте передавалось воеводе г. Яблонова И. И. Ромодановскому, с которым в случае татарского вторжения должны бы­ли «сходиться» воеводы окрестных городов.
Крымские татары в 1655—1656 гг. не делали попыток вторгнуться в Россию через Белгородскую черту. Захватив огромный полон в пределах Украины и Польши в предшест­вовавшие годы, они и после воссоединения Украины с Рос­сией продолжали ориентироваться на вторжения на Украи­ну,— теперь только «в союзе» не с Б. Хмельницким, а с поль­ским королем. Воссоединение с Россией резко изменило отно­шения Украины с Крымским ханством. Получив опору в России, Украина могла разорвать вынужденный союз с крымски­ми татарами, который, по выражению А. А. Новосельского, «был настоящей трагедией для украинского народа». Рус­ский и украинский народы могли теперь сообща выступить против грабителей-татар.

После смерти в 1657 г. Богдана Хмельницкого резки осложнилась политическая обстановка на Украине. Новый гетман Иван Выговский и часть казацкой старшины стали ориентироваться на союз с Польшей, на отторжение Украи­ны от России. Против И. Выговского вспыхнуло восстание, подавленное им с помощью татар. В 1658 г. И. Выговский изменил России.
Для военных действий на Украине и в Белоруссии, При­балтике и Карелии требовались новые русские войска. Изыскивая дополнительные возможности для пополнения армии, русское правительство снова обратило внимание на южные области страны и Белгородскую черту. В 1657 г. в инспек­ционную поездку «по черте» отправился один из руководи­телей Разрядного приказа думный дьяк С. И. Заборовский Первая его поездка подготовила проведение военно-админи­стративной реформы на юге России. Одновременно С. И. За­боровский в качестве представителя центральной админи­страции осмотрел укрепления Белгородской черты. По его указанию были дополнены некоторые укрепления на черте, в частности построен стоялый Рудкинский острожек на бе­регу Дона севернее г. Костенска.

Военно-административная реформа на юге России пред­полагала создание и постоянное существование крупного во­енного соединения — Белгородского полка. В подчинении белгородского воеводы оказывались подвижная армия, со­ставленная в основном из полков нового строя — рейтар­ских, драгунских, солдатских, а также служилые люди го­родовой службы, составлявшие гарнизоны городов и охра­нявшие черту. Административная власть белгородского вое­воды распространялась на «города Белгородского полка», то есть на ту территорию, где в 1657—1658 гг. перед форми­рованием Белгородского полка проходил набор в рейтары, драгуны и солдаты.
Белгородский полк был сформирован в 1658 г. из жителей 38 южных городов, записанных в рейтары, драгуны и сол­даты; дворян и детей боярских 13 городов; «старых солдат», набранных в основном на солдатскую службу еще в 1653 г.; приказа (полка) московских стрельцов. Таблица 3 показы­вает количество записанных от каждого города в Белгород­ский полк людей и распределение их по виду службы.
Комплектование Белгородского полка проходило в конце мая и начале июня 1658 г. 8 июня 1658 г. думный дьяк С. И. Заборовский и дьяк С. Титов в качестве представителей пра­вительства официально передали в Белгороде под командование воеводы Г. Г. Ромодановского Белгородский полк в со­ставе 19252 человек.

Данная  статья  представляет    собой    последовательное географическое описание всех участков Белгородской черты и, следовательно, черты в целом. Она в боль­шей степени, чем другие главы, примыкает к пред­мету исторической географии. Подробного описания Белгородской черты до сих пор сделано не было. Никто из историков не сумел даже правильно, в должной последовательности перечислить все города на Белгородской черте. Ближе других был к этому Д.  И.  Багалей, посвятивший  описанию Белгородской  черты несколько  страниц  своего   капитального   труда   «Очерки   из истории колонизации  и  быта степной  окраины  Московского государства»   (1887 г.). Но и он упустил  из виду г.  Нежегольск, ошибочно поставил Козлов между Усманью и Белоколодском, спутал Челновой городок с Чернавском, допустил еще несколько мелких географических неточностей.
Причины географических ошибок Д. И. Багалея  опреде­ляются своеобразием исторических источников, которыми он пользовался. Дьяки и подьячие Разрядного приказа в XVII в., не располагая подробными картами, делали немало географических ошибок и не любили их исправлять. При переписке документов, весьма частой в XVII в. и осущест­влявшейся обычно перед принятием какого-либо решения, та­кие ошибки повторялись. Невысок был, конечно, и общий уровень географических знаний того времени. Д. И. Багалей не сопоставил актовый материал XVII в. с более поздними географическими картами и перенес некоторые ошибки и географические неточности актов XVII в. в свою книгу, хотя, как известно, картографический материал XVIII в. богат и хорошо сохранился. Географические карты XVIII в. вооб­ще могут служить ценным источником при изучении истории России XVII в., но этим своеобразным источником историки пользуются крайне редко.

В описаниях Белгородской черты, составленных в Москве и относящихся к 60—70-м годам XVII в., крайним западным городом на черте часто называется Ахтырка (Ахтырский) Ахтырка упоминалась как «город на черте» и в том случае, когда черта описывалась со стороны Белгорода, и в том случае, когда ее рассматривали с запада — или, как говори­ли тогда, «от малороссийских городов». Например, в «Опи­си городов» 1677/78 г. читаем: «По черте ж от Белагорода направо: Болховой, Карпов, Хотмышск, Вольный, Алешня, Ахтырский». Стольнику П. Зиновьеву, получившему распо­ряжение осмотреть и описать в 1669 г. укрепления западной части Белгородской черты, предписывалось: «Ехать Белого-роцкого полку в городы, которые по черте от малороссийских городов — в Ахтырской, на Олешню, на Боровню, на Воль­ной, в Хотмышской, в Карпов, в Болховой, в Белгород, на Корочу, в Яблонов, в Новый Оскол, в Верхососенской, нь Усерд, в Ольшанской, в Острогожской».
П. Зиновьев вскоре ясно и толково написал в Москву, что Ахтырка не на черте («Ахтырский город учинен за чер­тою»), но, несмотря на это, дьяки Разрядного приказа еще некоторое время продолжали именовать его «городом на чер­те». Опираясь на документы, исходившие из Разрядного при­каза, Д. И. Багалей, а вслед за ним некоторые другие доре­волюционные и советские историки считали Ахтырку горо­дом на Белгородской черте. Только с 80-х годов XVIII в. в Разрядном приказе стали называть Ахтырку «городом аа. чертою». Нередко также определялись как «города на чер­те» Олешня (Алешня) и Боромля (Боровня).

Крайним западным городом на Белгородской черте яв­лялся Вольный, построенный в 1640 г. Именно в это время начала создаваться укрепленная русская линия по р. Вор­скле, вошедшая впоследствии составной частью в Белго­родскую черту.
Реку Ворсклу в XVII в. называли «Ворскол» или «Ворскл». Сейчас ее так называют украинцы. Ворскла начинается в 35 км северо-западнее Белгорода и течет сначала на юго-за­пад. Миновав г. Вольный, Ворскла немного заворачивает к западу, а затем, приняв справа приток Боромлю, резко уст­ремляется к югу, протекает мимо Полтавы и впадает в Днепр. Участок Ворсклы, начинающийся примерно в 30 км от ее истока и кончающийся ниже речки Боромли, был удо­бен для создания укрепленной линии. Длина этого участ­ка— немногим более 100 км Правый (северный) берег ре­ки — возвышенный, лесистый; левый — низменный, болоти­стый, постепенно повышающийся к югу. Подходя с юга к Ворскле, татары неизбежно должны были спуститься в лож­бину и рано оказывались на виду у наблюдателей с правого берега.
Но сама Ворскла в верхнем течении не являлась серьез­ным препятствием для татар. Как видно из ряда докумен­тов XVII в., Ворскла не была тогда полноводнее современной реки. Особенно мелела она в конце лета. Вот характерный пример. Описывая в 1646 г. укрепления на берегах Ворсклы, воевода г. Вольного Н. И. Белосельский замечает: «А под Углицким острожком летом бывает Ворскол-река мелка и уска, человек перескочит».

Хотмыжский участок Белгородской черты располагался ближе к дороге татарских вторжений — Муравской сакме, чем соседний — Вольновский. Можно представить себе р. Ворсклу в ее верхнем течении и Муравскую дорогу как две пря­мые линии, сближающиеся к северо-востоку. Чем ближе к вершине этого угла, тем опаснее, напряженнее была жизнь русских людей, пришедших самостоятельно или переведен­ных насильно на берега Ворсклы. На Хотмыжском участке ко времени строительства здесь укрепленной линии было больше татарских «перелазов» с Муравской сакмы через Ворсклу на Бакаев шлях, чем на Вольновском. Если Воль­ный находился в 35—40 км от Муравской сакмы, то Хотмыжск — в 15—20 км. При описании укреплений Хотмыжской зоны все время встречаются упоминания о том, что с правого, высокого берега Ворсклы видна Муравская дорога.
Крайним западным укреплением Хотмыжской зоны яв­лялся стоялый острог на Углицкой горе. Незадолго до осмот­ра П. Зиновьевым укреплений Белгородской черты (1669 г.) острог сгорел, но вскоре, видимо, был построен заново.
Как и в Вольновской зоне, правый берег Ворсклы на Хот­мыжском участке Белгородской черты был высоким и леси­стым. Лес начинался от Углицкой горы и доходил до Рако­вых гор. Поляны укреплены были тарасами и надолбами. В лесу был сделан завал (засека) длиной более 8 км. На­против завала с юга в Ворсклу впадала речка Гравороны. Сейчас при устье этой речки на левом берегу Ворсклы на­ходится современный г. Грайворон.
На Раковых горах стоял второй караульный острожек, окруженный рвом. От острожка лесной завал тянулся на 6 верст, в ширину он имел 30 саженей и заканчивался на Дугиной поляне. От Дугиной поляны завал был «сечен по обе стороны реки Ворскла, с рога на рог». Здесь, на берегу Ворсклы, на самой Белгородской черте, находилось с. Доб­рое. «А то село поселилось того году,— пишет в своем доне­сении П. Зиновьев,— как поставлен город Хотмышской».

Следующий, Карповский участок Белгородской черты со­стоял из двух резко отличавшихся друг от друга частей. Пер­вая часть проходила по берегу Ворсклы, вторая — вдоль зем­ляного вала. В первой половине было мало искусственных инженерных сооружений, вторая половина участка была пол­ностью сооружена руками человека.
Карповский участок начинался от устья Мощинского Ко­лодезя. По высокому правому берегу Ворсклы здесь, как и на соседнем Хотмыжском участке, рос лес. Вдоль берега ре­ки была устроена засека, которая тянулась до самого г. Кар­пова и имела ширину от 40 до 60 саженей. Главным пре­пятствием для татар здесь являлась не сама река, узкая и мелкая вблизи от своего истока, а болотистая речная долина и лесная засека на высоком правом берегу. Стоялых остро­гов на этом отрезке Белгородской черты не было.
Около г. Карпова лес по правобережью .р. Ворсклы кончался. Продолжать вести укрепленную линию дальше вверх по Ворскле не было смысла. Сама природа как бы побуж­дала русских строителей Белгородской черты сделать здесь, у урочища «Карпова сторожевья», поворот. На Карповом сторожевье существовало старое городище. Насколько нам известно, оно не изучено еще археологами. В монографии И. И. Ляпушкина нет даже упоминания о нем. Размерь этого старого городища сообщает в 1643 г. воевода Н. М. Боборыкин, который выбирал место для строительства г. Кар­пова. Любопытно, что Н. М. Боборыкин измерил «старый вал» и предлагал включить его в систему укреплений Кар­пова.

Следующий участок — Болховецкий был самым коротким участком Белгородской черты, он тянулся примерно на 11 км. Как и предыдущий, Карповский участок, он, несмотря на не­большую протяженность, занимал важное стратегическое по­ложение, непосредственно перекрывая Муравскую степную дорогу — путь постоянных татарских вторжений в Россию в первой половине XVII в. Весь участок проходил вдоль зем­ляного вала. Почти в середине участка, немного ближе к восточному рубежу, находился г. Болховец, или Болховой, четвертый город на Белгородской черте, считая с запада.
Болховец был построен в 1646 г. одновременно с земля­ным валом, на северной стороне речки Везеницы, там, где в нее впадал колодезь Болховец. В документах встречается два варианта названия города — Болховой и Болховец. П.Зи­новьев при описании Белгородской черты в 1669 г. Называет его «Болховец». Мы также решили употреблять это назва­ние, хотя в документах середины XVII в., исходивших из Мо­сквы, город чаще фигурирует как «Болховой». Название «Болховец» было удобнее, понятнее населению; в начале XVIII в. оно постепенно вытеснило слово «Болховой».
Рубежом между Карповским и Болховецким участками являлся «крутой боярак». Земляной вал пересекал его, а для спуска воды, как мы уже отмечали, устроена была «труба», относившаяся к Карповской зоне. В западной части Болховецкого участка, от границы с Карповским участком до г. Болховца на валу находилось четыре земляных городка П. Зиновьев в своем донесении отмечал, что на Болховецком участке вал «таков же», как и на Карповском. Вал шел почти по прямой линии, с северо-запада на юго-восток, не делая поворотов. Это хорошо видно на карте Болховецкого уезда начала XVIII в., где нанесен «вал земляной старинный» Следы вала сохранились и сейчас.

Белгород, административный центр Белгородского разря­да и Белгородской черты, имел, как обычный «рядовой» го­род, свой участок. Западная его часть проходила по земля­ному валу, восточная — вдоль р. Северского Донца. Вал тя­нулся от «Болховецкого рубежа» до г. Белгорода на 2124 са­женях, или примерно на 4,5 км. Здесь находились три земля­ных городка. В первом из них, считая с запада, сделана была караульная башня. Вторая башня с проезжими воро­тами стояла на валу у самого Белгорода —«против Стрелец­кой слободы».
О времени основания Белгорода и переносе Белгородской крепости к земляному валу выше уже говорилось. Новая Белгородская крепость, построенная в 1650 г., не раз перестраивалась и укреплялась во второй по­ловине XVII в. Сохранилось несколько описаний Белгорода Мы берем за основу довольно подробное описание города из Белгородской годовой сметной книги, составленное осенью 1676 г., при необходимости сравниваем его с другими опи­саниями Белгородской крепости.
Белгородская крепость была вытянута с запада на во­сток, вдоль северного берега р. Везелицы и состояла из двух частей. Документы XVII в. подчеркивают наличие в Белго­роде «двух городов». Западная, меньшая часть — это «дере­вянный город». Его окружала дубовая острожная стена с трех сторон: с западной, северной и восточной. С юга, со стороны р. Везелицы, деревянный город был прикрыт зем­ляным валом, шедшим к Северскому Донцу с запада, от Карпова и Болховца. Строители Белгородской крепости ис­пользовали в 1650 г. насыпанный перед этим земляной вал и просто «пристроили» к нему три деревянные стены. Высота стен составляла примерно 5 м (две сажени до обламов и три венца обламов). В деревянном городе было четыре про­езжих и семь глухих башен. Около проезжих башен были сделаны «земляные отводные городки». Такие выступы позво­ляли гарнизону вести фланговый огонь по осаждающим.
Периметр деревянного города равнялся 558 саженям (1,2 км). За дубовыми острожными стенами был прорыт глу­бокий и широкий ров: 3 сажени в глубину и 3 — в ширину Однако песчаная почва не позволяла долго сохранять такую большую глубину рва. Его стены осыпались, что неизменно отмечалось в описаниях Белгородской крепости. Заново ров был выкопан в 90-х годах XVII в. во время больших ремонт­ных работ в Белгороде. На этот раз его сделали более ши­роким (5 саженей), но менее глубоким (2 сажени), обло­жили дерном.

Нежегольский участок Белгородской черты состоял из двух различных по своему значению отрезков. Первая, основ­ная часть — это укрепления вдоль р. Нежеголи: земляные валы, надолбы. Здесь был расположен и г. Нежегольск. Все эти укрепления обращены были фронтом на юг; они закры­вали путь татарским отрядам, прорывавшимся с Изюмской сакмы в Белгородский и Короченский уезды через перелазы на р. Нежеголи. Вторая часть Нежегольской военной зоны была обращена фронтом на восток. Здесь Белгородская чер­та поворачивала в северном направлении, а Нежегольский лес был естественным препятствием для татар.
Нежегольский участок начинался земляным валом, насы­панным в излучине р. Нежеголи. Его длина составляла 560 саженей (1,2 км), высота равнялась полутора саженям. У кон­цов вала, непосредственно на берегах реки, устроены были надолбы. На валу располагались два земляных городка. За валом был прорыт ров шириной в полторы сажени и глуби­ной в сажень. Второй земляной вал находился восточнее первого и тянулся на 820 саженей (1,7 км). Он доходил до го­родской стены Нежегольска. Вал защищал и пригородную Станичную слободу, расположенную к западу от крепости. На валу имелось три земляных городка, два «проезда сквозь вал» защищены были дополнительными линиями надолб.

Короченский участок Белгородской черты, как и предыду­щий— Нежегольский, состоял из двух неравноценных по своему значению частей. Общая протяженность участка рав­нялась примерно 35 км. На двадцати восьми километрах он проходил по лесистому, почти неприступному для татар пра­вому берегу р. Корочи; на семи километрах — по земляному валу. Эти последние семь километров были важнейшей ча­стью короченской военной зоны. Здесь Белгородская черта подходила к Изюмской сакме — излюбленному пути татар­ских набегов.
Крайним южным пунктом Короченского участка было с. Стариково. Его можно найти на современной карте Белго­родской области, на левом берегу р. Корочи. Но ведь Бел­городская черта шла по правому берегу р. Корочи,— на это четко указывает П. Зиновьев. По первому впечатлению ка­жется, что с. Стариково находилось «за чертой». Но почему же тогда П. Зиновьев ничего не говорит об этом? Решить этот вопрос помогают нам географические карты XVIII в. На карте конца XVIII в. мы находим два села Старикова,— одно на правом, другое — на левом берегу р. Корочи. На картах XIX в. остается уже одно село, на левом берегу. Ока­зывается, в XVII в. село находилось на правом берегу, а и XVIII в. после прекращения татарских набегов «перешагну­ло» через р. Корочу и расположилось в значительно более удобном месте.

Яблоновский участок был одним из самых важных и опас­ных на Белгородской черте. Здесь Белгородская черта пере­резала Изюмскую степную дорогу, проходившую между р. Ко­рочей и верховьями небольших правых притоков р. Оскола. На Изюмской дороге прежде находился «лес яблонов неве­лик», давший название роднику, а затем и городу на Белгородской черте. До строительства г. Яблонова татарская сакма обходила с двух сторон этот лесок, росший на возвышен­ности в степи.
Западный отрезок Яблоновского участка проходил по зем­ляному валу. «Межевая» башня, относившаяся к военной зо­не Корочи, делила земляной вал Короча — Яблонов на две примерно равные половины. В каждой половине было по 7 км. В яблоновской зоне на этом валу находилось 6 деревян­ных башен. Наиболее крупными башнями были средние — третья и четвертая. Земляной вал заканчивался у г. Ябло­нова проезжей башней. От нее к городу шел дубовый острог, острожная стена доходила до рва, окружавшего городские стены.
Г. Яблонов был построен в 1637 г. Важность стратегиче­ского положения Яблонова требовала наличия мощных город­ских укреплений. Мы также знаем, что Ябло­нову одно время отводилась роль центра всей создаваемой черты. Поэтому в отличие от соседних городов на Белгород­ской черте Яблонов имел две линии укреплений.

Западный фланг Новооскольской зоны, как мы уже гово­рили в предыдущем разделе, выдвигался на правый берег р. Оскола, в Голубинский заповедный лес. Но укрепления Но­вооскольской зоны начинались фактически с левого берега Оскола и шли в восточном направлении, к верховьям Тихой Сосны. Г. Новый Оскол в отличие от других городов-крепо­стей Белгородской черты находился на краю своей военной зоны. Город был построен в 1647 г. на левом берегу р. Оско­ла при устье речки Белого Колодезя. В течение нескольких лет он имел другое название — Царев-Алексеев. Сохранилась строельная книга — подробнейшее описание только что по­строенного города, посланная воеводой В. Львовым в Москву в сентябре 1647 г.. Городская острожная стена была укреп­лена изнутри тарасами. Крепость имела 13 башен, из них 4 с воротами; была окружена рвом. Все башни были шести-стенными. Наиболее высокие башни у Усердских проезжих ворот (14 саженей) и у Валуйских проезжих ворот (13 7/8 са­жени) находились на восточной и южной стенах. Почти с тридцатиметровой высоты этих башен хорошо был виден идущий к Верхососенску земляной вал и расположенный впе­реди, за чертой, на берегу Оскола Жестовой острожек. Этот стоялый острог, построенный на Жестовых горах, являлся своеобразным передовым укреплением Нового Оскола.
Какова же была длина городских стен с башнями? Раз­личные источники дают разные цифры, так как город изме­ряли саженью разных размеров. По строельнои книге 1647 г. окружность крепости составляла 569 саженей, по «Описи го­родов» 1677/78 г.— 529 саженей. И в том и в другом слу­чае добавлено «с полусаженью», что говорит о довольно тща­тельных измерениях. Новооскольская сажень 70-х годов, не­сомненно, была ближе к «московской указной сажени» (2,13 м), чем сажень воеводы Львова в 1647 г. Ведь к 70-м годам предприняты были уже небезуспешные попытки унификации мер длины в России.

Следующий за Новооскольским Верхососенский участок Белгородской черты начинался западнее речки Сосенки, при­мерно на стыке современных Новооскольского и Красногвар­дейского районов Белгородской области. На Верхососенском участке продолжался земляной вал, точно такой же по своим размерам, как и в Новооскольской зоне. В 1673 г. здесь, как и на Новооскольском участке, крымские татары во мно­гих местах выжгли дубовый ослон. На валу от края Верхососенского участка до речки Сосенки находилось 8 земляных городков. У речки Сосенки местность понижалась. На за­ливном лугу земляной вал по обыкновению обрывался и про­должался уже в виде Тарасов. Вместо вала были «рублены тарасы клетками косые», общей длиной в 21 сажень. Тарасы были засыпаны землей и дополнительно укреплены с южной стороны дубовым ослоном.
От Сосенки Белгородская черта делала небольшой пово­рот к северо-востоку в сторону города Верхососенска и Верхососенского леса. На валу между речкой Сосенкой и запо­ведным Верхососенским лесом было устроено 5 земляных городков. У конца вала располагался «деревянный городок» От городка в лес уходила линия надолб.

Усердский участок Белгородской черты шел по левому, северному берегу Тихой Сосны. Эта река была в XVII в. зна­чительно более полноводной, чем сейчас. Во многих местах ее окружали леса, болота, заросли камыша. Искусственные сооружения укрепленной линии здесь дополнялись естествен­ными.
Крайним западным укреплением Усердской зоны был стоя­лый острог при устье Гридякина Колодезя. Он располагался южнее современного с. Гридякина на берегу Тихой Сосны. Городок имел квадратную форму (13 саженей в длину и столько же в ширину), был обнесен деревянной стеной. В нем находились посменно служилые люди г. Усерда. Острожек этот имел два названия — «Раздорский» и «Гридякин». Ов был построен одновременно с г. Усердом в 1637 г. «в Сосенских раздорах». Раздорами тогда называлось место слия­ния двух истоков Тихой Сосны,— развилка, которая откры­валась перед путниками, поднимавшимися по Тихой Сосне вверх.
Промежуток между опушкой Верхососенского леса и бе­регом Тихой Сосны был перегорожен надолбами. Они тянулись «позади городка» на 650 саженях (1,4 км) и заканчива­лись «у болота», примыкавшего к Тихой Сосне. Надолбы не давали татарам прорваться мимо острожка на восток между Верхососенским лесом и р. Тихой Сосной. Вся линия надолб хорошо просматривалась из острожка. Описав стоялый ост­рог у Гридякина Колодезя и надолбы, П. Зиновьев замечает-«А тот городок и надолбы поставлены на Кальмиюской сакме». Здесь находилось одно из ответвлений Кальмиусской дороги. Западнее Гридякина Колодезя существовал татар­ский брод через Тихую Сосну, описанный в 1636 г. Ф. Сухо­тиным и Е. Юрьевым. От Гридякина острожка и проходив­ших за ним надолб вниз по Тихой Сосне до г. Усерда П. Зи­новьев в 1669 г. не нашел деревянных и земляных укрепле­ний. Он сообщает, что здесь «на осьми верстах по обе сторо­ны реки Сосны болоты, и мхи, и лес, и ивняк, и ольшняк ча­стой.., проезду и проходу не бывает». Примерно на середине этого 17-километрового участка Белгородской черты находил­ся овраг — «Бирючий лог». Позже здесь возник г. Бирюч, ныне с Красногвардейское, районный центр Белгородской области